Диана Арбенина перестала ходить в церковь из-за Pussy Riot
24 січня 2014 13:55
Диана Арбенина крестилась – и родила.
– Диана, в одном интервью вы сказали, что ваши 20 лет на сцене были для вас «очень непростыми» по той причине, что вам никто не помогал. Это вас двигало или тормозило?
– Только двигало. Когда я приняла решение заниматься музыкой и уехать из Магадана, то родители меня осудили и сказали: «Раз так, мы умываем руки». Я очень благодарна им за это, потому что я ответила за свои разговоры и за то, чем начала заниматься. А потом просто все пошло по накатанной, потому что мы работали, полагаясь только на свои силы и деньги.
– Вы производите впечатление достаточно закрытого человека, но при этом все ваши песни — об очень личных переживаниях. Как вам удается отдавать их на суд публике?
– Я кажусь закрытым человеком, потому что не признаюсь в любви со сцены и не занимаюсь панибратством. Поэтому некоторым людям кажется, что я держу их на дистанции и закрыта. На самом деле это абсолютно не так. Просто я уважаю своих оппонентов и публику, но это не значит, что есть такая степень свободы, на которую любой человек может перейти со мной. И я никогда не жалела о том, что вынесла свои переживания в песнях на суд публики. Мне очень приятно, что мне Бог даровал такую свободу самовыражения, которая во мне есть.
– А что нужно сделать, чтобы вы приняли человека в свой круг?
– На сегодняшний день у меня ограниченное количество друзей, но оно не уменьшается. Что очень важно, потому что с годами друзей становится все меньше. И не по смерти, а потому что расходятся пути. У меня те, с кем я дружила 20 лет, никуда не ушли.
– Когда вы были маленькой, каким человеком представляли себя во взрослом возрасте?
– Я мечтала закончить школу, потому что на это было мало шансов. Я очень плохо училась. Как-то с грехом пополам я ее закончила и поняла, что начинаются еще большие мучения — институт. Потом я, проучившись в одном институте, перевелась в другой. И подумала: «Когда же я этот закончу?!». И когда это закончилось, я получила диплом, побрилась налысо и поняла, что теперь я совершенно свободна. С тех пор так себя и ощущаю.
– Своих детей будете заставлять учиться?
– Мои родители приложили очень много усилий к тому, чтобы я все-таки училась. Я сначала училась на инязе. Зарубежная литература — это очень важно. Просто, когда ты не можешь определиться, чем ты хочешь в жизни заниматься, кроме того, что хочешь петь, и считаешь, что все, кто пытается навязать тебе образование, — враги, очень сложно достучаться. У моих родителей получилось. Я буду делать все, чтобы мои дети все-таки закончили высшее учебное заведение. Это очень важно.
– У вас с родителями были непростые отношения. Если человек чувствует себя комфортно без общения со своей семьей, стоит ли культивировать в себе желание пообщаться?
– Я бы покривила душой, если бы сказала: «Культивируйте в себе...». Я очень долго не общалась с мамой после того, как уехала из Магадана. Не могу сказать, что мне или ей это добавило счастья. Тем более ценны сейчас отношения между нами и тем более важно то, что сейчас у меня происходит с родителями. Момент сближения должен быть естественным. Не надо «по галочке» ходить в гости или звонить.
– После чего наступил момент сближения?
– Сначала мне казалось, что это было признание меня как человека, который пишет песни, но сейчас мне кажется, что нет. У моей мамы своя система координат. По-моему, она до сих пор хочет, чтобы я закончила университет в Магадане и поехала на Аляску учить иностранцев русскому языку. Она постоянно заставляет себя думать о том, что я выросла. Родив детей, я поняла, что все дети для родителей всегда детьми и остаются. Поэтому все, что я хочу посоветовать, — беречь родителей.
– Я знаю, что вы верующий человек. В храм ходите?
– Я верю в Бога. Я крещеная, но в церковь перестала ходить после инцидента с Pussy Riot. С моей точки зрения, Церковь поступила странно, потому что мне кажется, что она должна была этих девочек защитить, но не сделала этого. Бог велел в первую очередь защищать своих детей, а не осуждать. Меня очень разочаровал именно институт Церкви, потому что я думала, что люди, которым тяжело и хочется поплакать, или их что-то не устраивает, или они не могут с чем-то согласиться, должны туда идти. Есть специальные люди для этого, которые называются священнослужителями, призванные выслушивать, объяснять, прощать, наставлять на путь истинный, но не наказывать.
– Вы крестились уже в сознательном возрасте?
– Крестилась я сама в Иерусалиме. Мне было 33 года. Я потеряла двоих друзей и к тому же поняла, что в моей жизни произошел некий крен и мне нужно присягнуть Господу, потому что он меня принимает такой, какая я есть, дает мне песни и после этого подарил двоих детей.
– Диана, в одном интервью вы сказали, что ваши 20 лет на сцене были для вас «очень непростыми» по той причине, что вам никто не помогал. Это вас двигало или тормозило?
– Только двигало. Когда я приняла решение заниматься музыкой и уехать из Магадана, то родители меня осудили и сказали: «Раз так, мы умываем руки». Я очень благодарна им за это, потому что я ответила за свои разговоры и за то, чем начала заниматься. А потом просто все пошло по накатанной, потому что мы работали, полагаясь только на свои силы и деньги.
– Вы производите впечатление достаточно закрытого человека, но при этом все ваши песни — об очень личных переживаниях. Как вам удается отдавать их на суд публике?
– Я кажусь закрытым человеком, потому что не признаюсь в любви со сцены и не занимаюсь панибратством. Поэтому некоторым людям кажется, что я держу их на дистанции и закрыта. На самом деле это абсолютно не так. Просто я уважаю своих оппонентов и публику, но это не значит, что есть такая степень свободы, на которую любой человек может перейти со мной. И я никогда не жалела о том, что вынесла свои переживания в песнях на суд публики. Мне очень приятно, что мне Бог даровал такую свободу самовыражения, которая во мне есть.
– А что нужно сделать, чтобы вы приняли человека в свой круг?
– На сегодняшний день у меня ограниченное количество друзей, но оно не уменьшается. Что очень важно, потому что с годами друзей становится все меньше. И не по смерти, а потому что расходятся пути. У меня те, с кем я дружила 20 лет, никуда не ушли.
– Когда вы были маленькой, каким человеком представляли себя во взрослом возрасте?
– Я мечтала закончить школу, потому что на это было мало шансов. Я очень плохо училась. Как-то с грехом пополам я ее закончила и поняла, что начинаются еще большие мучения — институт. Потом я, проучившись в одном институте, перевелась в другой. И подумала: «Когда же я этот закончу?!». И когда это закончилось, я получила диплом, побрилась налысо и поняла, что теперь я совершенно свободна. С тех пор так себя и ощущаю.
– Своих детей будете заставлять учиться?
– Мои родители приложили очень много усилий к тому, чтобы я все-таки училась. Я сначала училась на инязе. Зарубежная литература — это очень важно. Просто, когда ты не можешь определиться, чем ты хочешь в жизни заниматься, кроме того, что хочешь петь, и считаешь, что все, кто пытается навязать тебе образование, — враги, очень сложно достучаться. У моих родителей получилось. Я буду делать все, чтобы мои дети все-таки закончили высшее учебное заведение. Это очень важно.
– У вас с родителями были непростые отношения. Если человек чувствует себя комфортно без общения со своей семьей, стоит ли культивировать в себе желание пообщаться?
– Я бы покривила душой, если бы сказала: «Культивируйте в себе...». Я очень долго не общалась с мамой после того, как уехала из Магадана. Не могу сказать, что мне или ей это добавило счастья. Тем более ценны сейчас отношения между нами и тем более важно то, что сейчас у меня происходит с родителями. Момент сближения должен быть естественным. Не надо «по галочке» ходить в гости или звонить.
– После чего наступил момент сближения?
– Сначала мне казалось, что это было признание меня как человека, который пишет песни, но сейчас мне кажется, что нет. У моей мамы своя система координат. По-моему, она до сих пор хочет, чтобы я закончила университет в Магадане и поехала на Аляску учить иностранцев русскому языку. Она постоянно заставляет себя думать о том, что я выросла. Родив детей, я поняла, что все дети для родителей всегда детьми и остаются. Поэтому все, что я хочу посоветовать, — беречь родителей.
– Я знаю, что вы верующий человек. В храм ходите?
– Я верю в Бога. Я крещеная, но в церковь перестала ходить после инцидента с Pussy Riot. С моей точки зрения, Церковь поступила странно, потому что мне кажется, что она должна была этих девочек защитить, но не сделала этого. Бог велел в первую очередь защищать своих детей, а не осуждать. Меня очень разочаровал именно институт Церкви, потому что я думала, что люди, которым тяжело и хочется поплакать, или их что-то не устраивает, или они не могут с чем-то согласиться, должны туда идти. Есть специальные люди для этого, которые называются священнослужителями, призванные выслушивать, объяснять, прощать, наставлять на путь истинный, но не наказывать.
– Вы крестились уже в сознательном возрасте?
– Крестилась я сама в Иерусалиме. Мне было 33 года. Я потеряла двоих друзей и к тому же поняла, что в моей жизни произошел некий крен и мне нужно присягнуть Господу, потому что он меня принимает такой, какая я есть, дает мне песни и после этого подарил двоих детей.
