Близкое ретро – 5 книг о Советском Союзе
Во все времена «символизировали» свою эпоху – в литературе, искусстве и обычной жизни – как правило, те, кто «официально» к ней не принадлежал. Собственно, они и остались в истории своеобразными «маркерами» свободы, творчества и альтернативного житья-бытья. Как в том анекдоте, где Брежнев - всего лишь правитель, живший в эпоху Аллы Пугачевой.
Марія Галіна. Мала Глуша. – Х.: Фабула
Молодая практикантка Роза в первой части этого ретро-романа, обозначенного как «фантастическая сага времен застоя», не сразу догадывается, что ее коллега - сертифицированная ведьма. И что насмешливый поклонник - охотник на демонов, ликвидацией которых занимается таинственный отдел в приморском городе.
Накануне Олимпиады чистят от бомжей и спекулянтов не только Москву, и не только от них - Одесса, которая угадывается по сюжету, тоже нуждается в секретном «отдела очистки», поскольку сухогрузы с танкерами могут завезти (и завозят!) заморскую заразу.
И в частности, добавим, не только блох с тараканами, но и существ из потустороннего мира: демонов, суккубов и прочую нечисть. И уютная советская мелодрама в стиле «Служебного романа» превращается в современный триллер в духе «Потустороннего» и даже «Чужого».
Во второй части романа мистика переходит в метафизику, парочка героев отправляется в Малую Глушу - некую советскую Лету - чтобы, попав в мир мертвых, освободить оттуда своих любимых: мужчина - жену, женщина - сына. Мрачная история о загробных краях, суть которой в том, что надо отпускать прошлое, чтобы жить в настоящем, мечтая, как обычно, о «светлом будущем».
Василь Кожелянко. Діти застою. – Чернівці: Книги-ХХІ
В романе этого автора - апологета «альтернативной истории» - вполне реалистично систематизируется эпоха и создается портрет «потерянного» поколения. Так, например, главный герой этой истории вырастал как раз в те времена, когда кофе в Западной Украине окончательно вытеснил чай, двуязычие - суржик, а уютные, полные различного добра лавочки - громадные гастрономы и универмаги с гулкими от пустоты полками.
Неудивительно, что при этом на «жизненном» материале, по сути, каталогизируется история Украины австро-венгерских, советских, а также независимых времен. Подобным «конспективным» образом в романе рассказывается о «золотом веке застойного социализма» - периода жизни в Советском Союзе - от Пражской весны до начала Афганской войны, причем в контексте местных реалий и на примере отдельно взятого героя.
Школа-армия-институт с точки зрения «буржуазного националиста» плюс пьянка-любовь-бизнес - вот такая политическая география предлагается нам в романе.
Как видим, вполне классическая модель описания истории, и герою-рассказчику вряд ли стоило колесить по всей стране, чтобы убедиться, насколько люди погрязли в равнодушии, апатии, унынии.
Тимофій Гаврилів. Червнева злива. – Л.: Видавництво Анетти Антоненко
Близкое ретро в очередном «европейском» романе этого автора сквозит сквозь призму биографических новелл, из которых складывается книга - словно потерянный рай, начинающийся, как всегда, с детства. История главного героя, а на самом деле - нетипично-типичного современника великих свершений - охватывает более полувека, занимая целых семь символических разделов, от «Наших детей» до «Украинской Герники».
«Вісімдесяті тхнуть алкоголем і сечею, особливо ранні. Траурними маршами і солодкою водичкою по три копійки. Як у такій атмосфері могло вирости нормальне покоління?» Бытовые подробности, философские смыслы, флэшбеки памяти и камбэки недавних событий, которые неожиданно отражаются уже в наши дни.
Все связано в этой прозе, все закольцовано, основываясь на детском опыте восприятия «взрослого» мира. Автор романа всегда выделялся среди коллег пристальным вниманием к бытовым деталям, из которых обычно складывается эпоха.
Именно из них выстраивает он вселенную своих отношений с Родиной, и «патриотизм» - не всегда верное слово в его лексиконе святынь, воспоминаний, рефлексий, из которых состоит коллекция «неисчерпаемых возможностей и роковых совпадений».
Антін Мухарський. Сказкі руssкаго міра. – К.: Люта справа
По мнению автора, это наиболее отчаянная и хулиганская книга в его творчестве. На самом деле, довольно необычный сборник рассказов со всеми полагающимися в «радикальном» жанре аксессуарами: предупреждением о наличии в тексте ненормативной лексики, а также возрастном ограничении.
По сути, былинный эпос современности, в котором автор развенчивает имперские мифы и культурологические клише, демотивирует штампы советской (и постсоветской) империи и иронизирует по поводу ее бытовой демонологии.
Признавая при этом, что за время жизни в совке он стал носителем вируса «хомо советикус» и поэтому его проект - это история болезни и путей исцеления от тотальной русификации. Юмор и сатира автора дополняют жесткие по своей образности иллюстрации Ивана Семенюка в стиле народного лубка и революционной агитки.
Например, представьте себе распределительный пункт группы советских войск в Германии, куда из телячьих вагонов с полками в три ряда и дыркой-туалетом в полу вываливается цунами новобранцев. Это не про Путина, конечно, который здесь служил, но все равно узнаваемо, как в любимом «смешном» кино вроде «ДМБ».
Іда Ворс. Записки про нашого хлопчика. – К.: Нора-Друк
Речь в этом сборнике коротких рассказов - «Наш Мальчик и тараканы», «Наш мальчик и море», «Наш мальчик и бабы» - не о жизни и не о творчестве. На самом деле, это разговор о советских хиппи, то есть о сознательной стилизации жизни и творчества, которая продолжалось, кроме того, не очень долго.
По крайней мере, из предисловия к сборнику об этом можно узнать точнее. «Если не считать диссидентов, они были первыми свободными людьми в той несвободной стране за пять минут до ее кончины». Что же касается исторической правды, то ждать, «коли помре твоя краса», иногда приходилось еще меньше.
И хотя «вони могли ходити на роботу вряди-годи, мати родину, мешкати в стандартній квартирі, а все одно бути ідейними «піплами»: цінували свободу, сповідували пофігізм і були готові в будь-яку мить вирушити назустріч пригодам без копійки в кишені» , но аналогия с диссидентами все равно не идет из головы.
